кока-кольный делирий
-Дааа, какой веселый город, - протянул Л. пока мы ехали в такси из аэропорта. – Атмосфера цвета асфальта.
Яма под куполом, в котором вакуум. Одинаково угрюмые люди в одинаково бесцветной одежде. Огромные пустые улицы и пробирающий до мозга ветер. Том был очень прав, когда сказал: «Как будто декорации установили, а съемочная группа так и не приехала». Ощущение какого-то глухого бетона и полного неуюта, куда бы ты не пришел. Здесь не то, что меланхолия или депрессия – здесь пустота и оцепенелость, усугубляемые погодой, и ни намека на эмоцию. Indifference. И этот контраст настолько больно бьет по голове, что хочется залезть на высокую крышу и оттуда в рупор заорать. Громко, не выбирая выражений, просто обкладывать всех хуями, чтобы вызвать хоть какую-то реакцию, хоть какой-то эмоциональный порыв. Ходить по улицам и бить по морде, лепить пощечины, резко – чтобы хоть кто-то проснулся и пришел в себя.
Потому что так невозможно. Это невыносимо терпеть, когда ты возвращаешься буквально из другого мира, где все живое и яркое, в эту внешне спокойную реальность, привычно серую и каменную, которая изнутри кусается, бьется и дерется, расцарапывая когтями душу и перегрызая каналы связи с внешним миром своими заплесневевшими зубами.
Как австрало-кенийская женщина с безумным афро на голове разделывает арбуз – душит его полотенцем, срезает крышу черепной коробки, демонстрируя сочную, свежую розовую мякоть, которую тут же начинает вульгарно жрать, размазывая по лицу – вырывая клочья и куски и со злобой расшвыривая их по полу и по стенам. Она выпивает из него оставшиеся соки и смачно отрыгивает, сплевывая на пол семечки. Потом вырезает глаза большим кухонным ножом – как треугольнички из Хэллоуиновской тыквы – чтобы он ничего не видел, не видел свидетельств ее страха и комплексов, этого буйнопомешанного цирка, чтобы больше не мог обрабатывать информацию визуально, и вдруг: «Что это ты такой серьезный?» Швах по губам тем же самым ножом. «Что-то не нравится? Улыбайся, блядь!» И он, давясь, улыбается – уродливой, безобразной, кровоточащей улыбкой от уха до уха. Как Джокер. Кто-то даже не замечает, как это с ним происходит.
Бей по щекам и себя тоже, чтобы не сойти с ума. Не теряй сознание, не привыкай, приводи себя в чувство.
Пустые арбузы будут
взрываться, как воздушные шарики -
с коротким, резким, звонким хлопком.
Где мой кольт
Сорок восьмого калибра?...
Яма под куполом, в котором вакуум. Одинаково угрюмые люди в одинаково бесцветной одежде. Огромные пустые улицы и пробирающий до мозга ветер. Том был очень прав, когда сказал: «Как будто декорации установили, а съемочная группа так и не приехала». Ощущение какого-то глухого бетона и полного неуюта, куда бы ты не пришел. Здесь не то, что меланхолия или депрессия – здесь пустота и оцепенелость, усугубляемые погодой, и ни намека на эмоцию. Indifference. И этот контраст настолько больно бьет по голове, что хочется залезть на высокую крышу и оттуда в рупор заорать. Громко, не выбирая выражений, просто обкладывать всех хуями, чтобы вызвать хоть какую-то реакцию, хоть какой-то эмоциональный порыв. Ходить по улицам и бить по морде, лепить пощечины, резко – чтобы хоть кто-то проснулся и пришел в себя.
Потому что так невозможно. Это невыносимо терпеть, когда ты возвращаешься буквально из другого мира, где все живое и яркое, в эту внешне спокойную реальность, привычно серую и каменную, которая изнутри кусается, бьется и дерется, расцарапывая когтями душу и перегрызая каналы связи с внешним миром своими заплесневевшими зубами.
Как австрало-кенийская женщина с безумным афро на голове разделывает арбуз – душит его полотенцем, срезает крышу черепной коробки, демонстрируя сочную, свежую розовую мякоть, которую тут же начинает вульгарно жрать, размазывая по лицу – вырывая клочья и куски и со злобой расшвыривая их по полу и по стенам. Она выпивает из него оставшиеся соки и смачно отрыгивает, сплевывая на пол семечки. Потом вырезает глаза большим кухонным ножом – как треугольнички из Хэллоуиновской тыквы – чтобы он ничего не видел, не видел свидетельств ее страха и комплексов, этого буйнопомешанного цирка, чтобы больше не мог обрабатывать информацию визуально, и вдруг: «Что это ты такой серьезный?» Швах по губам тем же самым ножом. «Что-то не нравится? Улыбайся, блядь!» И он, давясь, улыбается – уродливой, безобразной, кровоточащей улыбкой от уха до уха. Как Джокер. Кто-то даже не замечает, как это с ним происходит.
Бей по щекам и себя тоже, чтобы не сойти с ума. Не теряй сознание, не привыкай, приводи себя в чувство.
Пустые арбузы будут
взрываться, как воздушные шарики -
с коротким, резким, звонким хлопком.
Где мой кольт
Сорок восьмого калибра?...
-
-
20.09.2008 в 16:27-
-
20.09.2008 в 21:26-
-
21.09.2008 в 00:46_Няхин_ давит нереально. невозможно просто по улицам ходить и контактировать с людьми. начинает бесить с первых секунд общения ограниченность, тупость и безразличие ко всему. как библиотекарша в универе, которая, вместо того, чтобы быстро сделать свое дело и пойти домой, начинает морализаторствовать и вскрывать какие-то личные комплексы - меня это так убило вчера, что я даже книги решила не получать, развернулась и ушла, потому что стало тошно.
-
-
21.09.2008 в 21:34-
-
22.09.2008 в 00:49