кока-кольный делирий
Полусапоги, сбрызнутые золотистой краской, свободные укороченные джинсы – по ногам узнаётся всегда и безошибочно в любом количестве людей.
Уютный «Лондон», с ногами на сиденье, «Порт Моне» играет, хотРензинг и напротив Шумский, унылый и с мокко.
Вплывает в помещение – именно вплывает, всегда так делает (Лавр почему-то всегда стремится исчезнуть, когда он вплывает – мол, энергетика никуда, а, по-моему, нормальная. То есть, не нормальная, но куда-то… кому как, в общем), заговорщицки подмигивает нам с Шумским: «Пошли Славкину машину смотреть. Крутая!» («Славка» - некто среднего возраста, видимо, из поколения классик рока, с хвостиком; и в крохотных очках, с которых ловким жестом снимаются тёмные стёкла и остаются обычные. Шумский не пошел, а мне стало любопытно).Медленно облачается в донельзя кислотную оранжевую ветровку. Шагает – насвистывает беззаботно.
На заднем дворике стоял Москвич. Ровесник, наверное, самого «Славки», раритет и антиквариат пошарпанно-алого цвета, очаровательно лупатый и симпатично улыбчивый. Крутой, и вправду.
Изнутри фотограф Вано радостно вертит руль и рвёт сцепление, а мы наблюдаем снаружи.
Виноград тихо и невнятно говорит что-то, вроде как сам с собой, между прочим и про машину, и вдруг вылавливаю конец фразы: «…а друзей у меня нет, моего друга убили в девяносто шестом, классно вот спереди, а?» - и показывает на отражения в хромированном бампере.
Шумский вместе с мокко успел раствориться.
Виноградов уселся на любимый стул в углу у барной стойки. Сидит в ЖЖ, болтает ножкой в золочёном полусапоге. Блаженно сам себе улыбается и даже позволил себя пофотографировать. Потом встал, ткнул меня в коленку и положил на столик раскрытый журнал Where. «Вот, - гордо так заявляет. – Написали про меня. Всякое говно».
В журнале был анонс «Зьвяртанняў».
Как раз была сегодня там в третий раз. Что-то поменялось, что-то новое появилось. Коллажи из «Лондона», краткая автобиография в рамочке, накарябанная от руки. «…Пошёл в школу. Оставили на второй год. Из школы ушёл. Потом была армия…»
Картины простые и очень нежные, космично-спокойные и успокаивающие. Чёрные силуэты из фанеры с большими ракушками на месте сердца, скворечник в тапочках и улитках… Золотой, яркий синий и голубой, зелёный. Живое, настоящее, трогательное и немножко грустное. От этого хочется улыбаться хорошо-хорошо и по-доброму.
Добрый и умный сумасшедший ребёнок тридцати восьми лет. Днём он создаёт очаровательные вещи, а по ночам завязывает джинсовые ленточки у здания КГБ.
Уютный «Лондон», с ногами на сиденье, «Порт Моне» играет, хотРензинг и напротив Шумский, унылый и с мокко.
Вплывает в помещение – именно вплывает, всегда так делает (Лавр почему-то всегда стремится исчезнуть, когда он вплывает – мол, энергетика никуда, а, по-моему, нормальная. То есть, не нормальная, но куда-то… кому как, в общем), заговорщицки подмигивает нам с Шумским: «Пошли Славкину машину смотреть. Крутая!» («Славка» - некто среднего возраста, видимо, из поколения классик рока, с хвостиком; и в крохотных очках, с которых ловким жестом снимаются тёмные стёкла и остаются обычные. Шумский не пошел, а мне стало любопытно).Медленно облачается в донельзя кислотную оранжевую ветровку. Шагает – насвистывает беззаботно.
На заднем дворике стоял Москвич. Ровесник, наверное, самого «Славки», раритет и антиквариат пошарпанно-алого цвета, очаровательно лупатый и симпатично улыбчивый. Крутой, и вправду.
Изнутри фотограф Вано радостно вертит руль и рвёт сцепление, а мы наблюдаем снаружи.
Виноград тихо и невнятно говорит что-то, вроде как сам с собой, между прочим и про машину, и вдруг вылавливаю конец фразы: «…а друзей у меня нет, моего друга убили в девяносто шестом, классно вот спереди, а?» - и показывает на отражения в хромированном бампере.
Шумский вместе с мокко успел раствориться.
Виноградов уселся на любимый стул в углу у барной стойки. Сидит в ЖЖ, болтает ножкой в золочёном полусапоге. Блаженно сам себе улыбается и даже позволил себя пофотографировать. Потом встал, ткнул меня в коленку и положил на столик раскрытый журнал Where. «Вот, - гордо так заявляет. – Написали про меня. Всякое говно».
В журнале был анонс «Зьвяртанняў».
Как раз была сегодня там в третий раз. Что-то поменялось, что-то новое появилось. Коллажи из «Лондона», краткая автобиография в рамочке, накарябанная от руки. «…Пошёл в школу. Оставили на второй год. Из школы ушёл. Потом была армия…»
Картины простые и очень нежные, космично-спокойные и успокаивающие. Чёрные силуэты из фанеры с большими ракушками на месте сердца, скворечник в тапочках и улитках… Золотой, яркий синий и голубой, зелёный. Живое, настоящее, трогательное и немножко грустное. От этого хочется улыбаться хорошо-хорошо и по-доброму.
Добрый и умный сумасшедший ребёнок тридцати восьми лет. Днём он создаёт очаровательные вещи, а по ночам завязывает джинсовые ленточки у здания КГБ.