Пройдя пешком три остановки в направлении Серебрянки, сочла себя достаточно мокрой, чтобы развернуться и шагать домой. Снова не получилось дойти до школы...
Просто так побродить по городу выходишь, потому что солнце. в кино - говно, поэтому в "Лондон". Там диски, оставленные тебе перед Парижем, и чай кимун, потому что ассам, который ты обычно пьешь, закончился, и всегда есть кто-то знакомый и хороший. Случайно замечаешь за своим любимым столиком человека, с которым вы познакомились только вчера, но уже успели проникнуться симпатией. Очаровательная девушка Аня, милая и улыбчивая. Работает в "Добермане" и тоже ненавидит музыку в маршрутках. По-домашнему так хорошо. Сколько вариантов блюд возможно из бублика, брынзы и оливкового масла? Кто-то закатил детскую коляску прямо в бар. с ребенком. потом выкатил.
а потом ты просто радостно и не спеша бродяжничаешь мимо Купаловской, и с тобой знакомится пьяный Змицер Вишнёв.
А теперь мы еще и чемпионы, и сие означает, что теперь герр Фрэнсис Патрик МакИрвин Уэлш должен две недели отходить в юбке и копытах. Да, я обязуюсь это сделать, но как только куплю себе человеческую юбку и копыта, коих отродясь не водилось. Liebe Эдриан, а вы помните, что вы принесли в жертву Бобу за чемпионство?)
С фиолетовенькой пофигистичностью констатирую для себя, что уж недели три, а то и месяц посещаю храм науки с единственной целью время от времени напоминать о своем существовании и повеселить Грэхама, которому одиноко одному на распиздяйской четвертой патре у окна. Только на математике (ибо надо же хоть какую-то видимость активности создавать) и на МХК (ибо единственный предмет, на котором еще можно что-то интересное услышать), ну еще , может быть, на ЧОГ (из уважения к Петровичу). При этом математика у нас с Грэхамом проходит в обоюдной истерике и интеллектуально-философских диалогах в духе:
Полусапоги, сбрызнутые золотистой краской, свободные укороченные джинсы – по ногам узнаётся всегда и безошибочно в любом количестве людей.
Уютный «Лондон», с ногами на сиденье, «Порт Моне» играет, хотРензинг и напротив Шумский, унылый и с мокко.
Вплывает в помещение – именно вплывает, всегда так делает (Лавр почему-то всегда стремится исчезнуть, когда он вплывает – мол, энергетика никуда, а, по-моему, нормальная. То есть, не нормальная, но куда-то… кому как, в общем), заговорщицки подмигивает нам с Шумским: «Пошли Славкину машину смотреть. Крутая!» («Славка» - некто среднего возраста, видимо, из поколения классик рока, с хвостиком; и в крохотных очках, с которых ловким жестом снимаются тёмные стёкла и остаются обычные. Шумский не пошел, а мне стало любопытно).Медленно облачается в донельзя кислотную оранжевую ветровку. Шагает – насвистывает беззаботно.
На заднем дворике стоял Москвич. Ровесник, наверное, самого «Славки», раритет и антиквариат пошарпанно-алого цвета, очаровательно лупатый и симпатично улыбчивый. Крутой, и вправду.
Изнутри фотограф Вано радостно вертит руль и рвёт сцепление, а мы наблюдаем снаружи.
Виноград тихо и невнятно говорит что-то, вроде как сам с собой, между прочим и про машину, и вдруг вылавливаю конец фразы: «…а друзей у меня нет, моего друга убили в девяносто шестом, классно вот спереди, а?» - и показывает на отражения в хромированном бампере.
Шумский вместе с мокко успел раствориться.
Виноградов уселся на любимый стул в углу у барной стойки. Сидит в ЖЖ, болтает ножкой в золочёном полусапоге. Блаженно сам себе улыбается и даже позволил себя пофотографировать. Потом встал, ткнул меня в коленку и положил на столик раскрытый журнал Where. «Вот, - гордо так заявляет. – Написали про меня. Всякое говно».
В журнале был анонс «Зьвяртанняў».
Как раз была сегодня там в третий раз. Что-то поменялось, что-то новое появилось. Коллажи из «Лондона», краткая автобиография в рамочке, накарябанная от руки. «…Пошёл в школу. Оставили на второй год. Из школы ушёл. Потом была армия…»
Картины простые и очень нежные, космично-спокойные и успокаивающие. Чёрные силуэты из фанеры с большими ракушками на месте сердца, скворечник в тапочках и улитках… Золотой, яркий синий и голубой, зелёный. Живое, настоящее, трогательное и немножко грустное. От этого хочется улыбаться хорошо-хорошо и по-доброму.
Добрый и умный сумасшедший ребёнок тридцати восьми лет. Днём он создаёт очаровательные вещи, а по ночам завязывает джинсовые ленточки у здания КГБ.
Мне очень хочется что-нибудь для вас сделать, но я не знаю, что.
Меня тоже часто тянет поныть и поудручаться по поводу всяческой дряни, происходящей вокруг и со мной в том числе, ибо, как сказала героиня вчерашнего датского фильма, "жизнь - это длинный кусок дерьма, от которого каждый день откусываешь".
Хотя бы один раз пошлите в жопу своего сраного репетитора по истории. Я его скоро возненавижу больше, чем вы. Я его уже ненавижу больше, чем вы, за то, что он делает из вас эмо-кидов. И не только он, но и все остальное, что делает из вас эмо-кидов. Перечитайте положение об индиизме. В конце концов. Вы видели там пункт, предполагающий обращение к эмо-культуре? Вы не видели там пункта, предполагающего обращение к эмо-кльтуре. Потому что там нет такого пункта.
Когда человек без конца ноет, у кого-нибудь сострадательного может возникнуть нехорошее желание добить. Чтоб не мучался.