А еще Мартин вернулся ко мне. Вернулся после своего трехмесячного отсутствия. Вернулся, потому что его невидимая подружка вышвырнула моего невидимого друга на помойку, вытерев об него свои изящные невидимые ножки, как об коврик у входной двери, и даже не поперхнулась. Вот сучка. Всегда таких терпеть не могла. А я его предупреждала, что не стоит с ней связываться. Но как будто бы он меня слушает. Это только я его всегда слушаю – и творю дрянь по его совету. Впрочем, когда его нет, я творю еще большую дрянь, так что я очень рада его возвращению. Несмотря на то, что он разбит и сломлен, и раздавлен, как печальная дохлая мышь, погибшая под колесами дальнобойщицкого грузовика. Даже его яркая полосатая шапочка сменила цвет на какой-то говнисто-болотный, а борода отросла до груди за те два часа, что он добирался ко мне. И сам он весь какой-то пепельно-сизый, пыльный, изможденный, и я наливаю ему рома, чтобы хоть как-то привести в чувство. Мы с ним слушаем Mum и Knife и сидим по разные стороны подоконника, как давным-давно, когда он только появился у меня, и мы с ним смотрели на Тадж Махал у меня за окном и на канадский лес на горе. Он не спрашивает, что было со мной за время его отсутствия – он и так все знает. Мартин знает все обо мне и моей жизни. Мы с ним общаемся мыслями, и я замечаю, как его шапочка снова окрашивается в яркие цвета, а борода становится короче, приобретая нормальную, привычную длину. Он снова старый добрый Мартин. Я сообщаю ему, что в шкафу, где он жил, завелись Существа. Ничего, отвечает он, мы их выкурим вишневым дымом. Не выйдет, я уже пробовала – они только слетаются на него, как бомбардировщики на складские помещения врага. Значит, придумаем что-то другое.
И мы действительно придумаем. Мартин всегда что-нибудь придумывает. Мартин находит выход из любой ситуации. Я по нему соскучилась.